Рид Д. Ринер

ЛОГЛАН И ВЫБОР ЯСНОСТИ:

Язык, по-настоящему дружественный
к пользователю для людей и их машин

Рид Д. Ринер — адъюнкт-профессор антропологии в Университете Северной Аризоны (Box 15200, Flagstaff, AZ, 86011). Бывший редактор «Cultural Futures Research», он преподает курсы прикладной антропологии и исследований будущего, и консультирует по проблемам стратегического планирования, организации и развития общества. Он вице-президент общества прикладной антропологии «High Plains Society» и директор ежегодных конференций «CONTACT». Его последние публикации включают «Doing Futures Research — Anthropologically» («Выполнение исследований будущего — Антропологический подход») (Futures выпуск 19(3), Июнь), «Two Roads Diverged in the Yellow Wood of Incrementalism» («Две дороги расходящиеся в желтом лесу инкрементализма») (City and Society 2(1), Лето), и «Anthropology About the Future» («Антропология о будущем») (Anthropology Newsletter, 31(1) Январь 1990).

Гипотеза Сэпира-Уорфа (Sapir-Whorf) поднимает вопросы о влиянии, которое структуры языков оказывают на процессы мышления. Ограничения, присущие естественным языкам приводят к тому, что Гипотеза не может быть проверена в рамках любого естественного языка. Попытки создать подходящий инструмент для проверки гипотезы, а именно разговорный язык, свободный от структурных неоднозначностей начались в 1955 году. В статье описываются недвусмысленность фонологии Логлана, его морфология, словарь, лексикон и грамматика. Рассматриваются выбранные для языка свойства, призванные обеспечить ясную и недвусмысленную структуру. Приводится обзор спонтанных диалоговых событий, тестов Гипотезы Уорфа. Проект Машинной Грамматики, который доказал недвусмысленность Логлана, а также определил потенциал применения языка для общения с компьютерами, особенно в исследованиях Искусственного Интеллекта; обсуждаются другие потенциальные применения языка.

Между 1920 и 1950 годами Эдвард Сепир (Edward Sapir) и Бенджамен Уорф (Benjamin Whorf) подняли некоторые важные вопросы о роли языка (Sapir 1921, Carroll 1956). Они предположили, что пока мы используем язык для коммуникаций, человеческие мысли ограничиваются и направляются этим языком, независимо от того, каким конкретным языком пользуется человек для раздумий и общения. Предположительно, структуры мыслей и способ, которым мы представляем реальность для себя и других, притягиваются в одних направлениях, отталкиваются в других, и в целом, обычно искривляются языком, способами, не поддающимися контролю со стороны думающего человека. Основываясь на этом, гипотеза Сепира-Уорфа считает, что наш язык может определять нашу концепцию «действительности» в гораздо большей степени, чем мы предполагаем исходя из обычного опыта. Это то же самое фундаментальное утверждение, которое частично было воскрешено в предостережении Мак-Луана (McLuhan), «Средство является сообщением» (McLuhan 1964).

Далее, гипотеза Сепира-Уорфа предполагает, что каждый язык создает свою собственную, отдельную, иначе структурированную действительность. Таким образом, по мере того, как языки развиваются и различия между ними увеличиваются, возможности перевода с одного языка на другой, и даже сама возможность взаимного понимания, уменьшается.

По мере того как мир становится меньше, и «поля допуска» терпимых ошибок и неправильного понимания уменьшаются, по мере того, как международные и межкультурные связи становятся ежедневным делом, вопросы, поднятые гипотезой Сепира-Уорфа приобретают чрезвычайную важность, требуя определенного ответа. Существуем ли мы в разных «действительностях», ни одна из которых не соотносится должным образом с реальным миром? Если наши языки на самом деле являются такими запутаннными клубками противоречий, мы не можем надеяться на адекватное отражение с их помощью образов реального мира. Возможно ли поддержание адекватных и однозначно понимаемых коммуникаций между различными культурами и их правительствами, в то время, как развитие технологий ежедневно уменьшает величину допустимых ошибок?

Сепир и Уорф не были одиноки в своих предположениях, что сам наш язык, возможно, является величайшей помехой на пути очищения мышления. Их современник, польский иммигрант, Альфред Корзибский (Alfred Korzybski), разработал свою Общую Семантику, как способ опознания и уменьшения неоднозначности, неустойчивости и ненормальности, присущих английскому языку (Korzybski 1958, 1951). Но общая программа Корзибского показала свою слабость, несмотря на его вклад в повышение чувствительности мышления, поскольку Корзибский попытался «фиксировать» естественный язык (Paulson 1983, Rappaport 1975).

ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЯЗЫКИ – ЕСТЕСТВЕННЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ

Естественные языки, первичные продукты человеческой культуры, можно сравнить со слоеным тортом. Естественный Язык основывается на материальном фундаменте своей системы звуков. Он не должен иметь ни слишком мало звуков, ни слишком много. Звуки должны быть легко произносимы говорящим и также легко распознаваемы слушающим. Это — фонологический слой языкового торта.

На этом фонетическом основании покоится следующий, морфологический слой торта. Здесь представляет интерес, какие части существуют в языке: что составляет слово, и как слова строятся, распознаются, связываются, упорядочиваются и переупорядочиваются?

На морфологии основывается лексика — слой, который определяет «части речи», как бы в виде ящиков для писем, по которым должен быть отсортирован словарь языка.

Следующий слой несет запрещающую этикетку «грамматика». Но тут быть «грамматическим» означает только, что строка слов понятна. Вопреки школьным учителям, соответствие правилам грамматики здесь не рассматривается; все, что имеет понятный смысл, считается грамматически приемлемым.

И венчает этот слоеный торт наиболее смутный слой языка — семантика. Это знание о том, как различается смысл двух грамматически идентичных слов (вроде «это» и «то»), и наконец, что именно приемлемо сформированная строка слов сообщает нам о мире.

Между различными слоями этого лингвистического торта нет очень тесных или обязательных связей. Звуки изменяются независимо от смысла, и значения слов не зависят от звуков, которые их составляют.

Естественные языки являются очень старыми. Они имеют тенденцию расти произвольно во всех направлениях, и их развитие является результатом многих противоречивых процессов. В них, с одной стороны существует желание находить более точные способы передавать важные сообщения через модификацию, квалификацию, обработку, и т.п., а, с другой стороны, есть устойчивые приемы, помогающие избегать прямого выражения истины, применяемые поэтами, политиканами и детьми.

Языки имеют тенденцию накапливать новые слова и конструкции и развивать свои структуры, но одновременно некоторые из их структур теряются. Однако, естественные языки всегда имеют тенденцию становиться все более сложными и хаотическими. Следовательно, существует возможность пересмотреть язык, чтобы сделать его структуру и содержание более продуманными.

В результате процессов развития, каждый из приблизительно 8,000 естественных живых языков, независимо от количества своих носителей, очень сложен. Подобно китам и слонам, естественные языки очень мало пригодны для экспериментов, они слишком велики и неуклюжи, чтобы содержать их в лаборатории.

И почему мы должны брать именно естественный язык в лабораторию? Он должен помочь нам проверить гипотезу Сепир-Уорфа, и ответить на вопрос: как именно способы человеческого мышления ограничиваются и направляются языком, на котором человек думает?

ЧТОБЫ ПРОВЕРИТЬ ГИПОТЕЗУ

Мир в 1955 году был уже достаточно тесен, и диапазон допустимых ошибок и неправильного понимания был достаточно узким, чтобы Джеймс Кук Браун (James Cooke Brown), социальный психолог, начал обдумывать в Рождественские каникулы, каким образом можно проверить гипотезу Сепир-Уорфа (Brown 1960).

Для проверки требовался некоторый альтернативный фундамент, отличный от естественных языков. Нужен был язык способный отделить предполагаемые лингвистические причины от предсказываемых гипотезой культурных эффектов.

Для того, чтобы проявить Уорфианские эффекты, то есть (если они существуют), увеличить потенциал для ясного мышления, язык должен каким-то способом гарантировать свой метафизический и культурный нейтралитет. Он должен минимизировать вид и количество встроенных в него априорных утверждений о мире, он должен был минимизировать неоднозначность и максимизировать ясность.

Чтобы удовлетворять этим условиям, искусственный язык должен структурно отличаться от английского, а также от других естественных языков, с которыми его предполагается сравнивать экспериментально. И конечно, он должен быть произносимым языком, удобным для использования в повседневных разговорах, как естественные языки.

Размышления Брауна о создании инструмента для проверки гипотезы Уорфа положили начало рождению и разработке экспериментальной лингвистики в последующие тридцать лет. Дальнейшее ее развитие должно быть разработкой Искусственного Интеллекта. И, фактически, история Логлана, которая начиналась в области экспериментальной лингвистики, заканчивается в области компьютеров и Искусственного Интеллекта.

Некоторые читатели, возможно, вспомнят написанный Брауном предварительный обзор Логлана в статье Loglan, опубликованной в Июньском номере журнала «Scientific American» за 1960 год. Другие вспомнят компьютер по имени Майкрофт Холмс, являющийся героем романа «Луна — суровая хозяйка» Роберта Хайнлайна, который говорил на Логлане. После этих кратких появлений Логлан ускользнул из поля зрения общественности до второго официального представления в 1975 году с выходом книги «Loglan 1: A logical language, 3rd Edition». Предшествующие первое и второе издания книги были микрофильмированными публикациями, распространяемыми только для библиотек и среди любителей, интересующихся проектом языка. Это первое печатное издание, как предполагается, получило 3,000 читателей. Некоторые из этих читателей были достаточно упорны и стали первым поколением носителей языка, которые сегодня любовно именуются «Старые логланисты («Old Middle High Loglan»).

ЛОГЛАН

Логлан имеет четкие фонологические, морфологические, лексические и грамматические характеристики. Каждый аспект языка разработан с применением современного понимания структуры естественных языков и природы человеческой логики, и при его разработке всегда, когда возможно, проводилось тестирование его предлагаемых структур в лаборатории (Brown 1989).

Фонология. Логлан имеет фонетический алфавит, в котором 26 букв латинского алфавита (наиболее часто используемого алфавита в мире) взаимно однозначно соответствуют 26 фонемам. Так, Логлан имеет почти совершенный аудиовизуальный изоморфизм, каждое слово, произносится точно, как оно пишется по буквам, и пишется по буквам точно так, как оно произносится. Двадцать три этих звука составляют шесть гласных и 17 согласных: a, e, i, o, u, y и b, c, d, f, g, h, j, k, l, m, n, p, r, s, t, v, z. Это «обычные» звуки в том смысле, что они и только они встречаются в обычных, собственных словах Логлана. Буквы, представляющие эти 23 звука произносятся аналогично английскому языку с четырьмя исключениями: 'i' произносится как в 'machine' (как русское 'и'), 'c' — [sh] (русское 'ш'), 'j — [zh] как во французском Jean (русское 'ж'), и 'y — [u] в 'huh' (глухой неопределенный звук). Эти 23 звука достаточно легки для произношения и, вероятно по этой причине, они широко распространены в человеческих языках.

Три нерегулярных звука встречаются гораздо реже и более трудны для произношения. Они соответствуют оставшимся буквам 'q, w, x' из 26-буквенного алфавита. Буква 'q' имеет звук [th], как в английском 'thin', 'w' звук французского [u] в 'plus' и немецкого [ü] в 'Mühler', и 'x' звук шотландского и немецкого [ch] в 'loch' и 'Bach'. Эти последние два звука не встречаются в английском, а предыдущий [th], не встречается во французском и немецком. Они действительно менее широко распространены. Фактически эти «странные» звуки введены в Логлан только, чтобы сделать возможным привычное написание некоторых заимствованных научных слов. Например 'Wolfram и 'Xenon': международные химические символы для этих двух элементов — 'W' и 'Xe', так что логланистам нужна возможность как-то произнести их. Три нерегулярных звука служат именно для этого и допускают литерное написание определенных заимствованных имен, например, Qi'ydor Bax (Theodore Bach).

Благодаря своей большой гибкости, фонологическая система Логлана, с его 26-ю фонемами, имеет довольно небольшой размер по мировыми стандартам. Для сравнения, например, вспомним о 45 фонемах, существующих в (американском) английском языке. Этот эффект гибкости, достигнутой в результате закономерности и простоты, характерен для каждого слоя лингвистического торта Логлана.

Морфология. В Логлане есть только три типа слов. Нет бесконечной череды существительных, прилагательных, артиклей, предлогов, наречий, глаголов, причастий и т.п. Вместо всего этого есть только следующие классы слов:

Каждый класс слов выполняет вполне определенную и логичную функцию и имеет четкую структуру звуков (и букв) согласный-гласный (C-V).

«Малые слова» (или как их ещё называют в русских источниках по логлану — «словечки») обеспечивают все логические, грамматические, цифровые и пунктуационные операторы для Логлана. Они бывают двух типов: простые малые слова и составные малые слова. Каждое простое малое слово состоит из одиночной или двойной гласной и может иметь перед ней согласную. Таким образом все операторы — простые слова выглядят похоже на V, VV, CV, или CVV, например a, ia, da, или tai. Составные малые слова являются просто комбинациями этих форм, например, pana или anoi. Все малые слова заканчиваются гласной и не имеют смежных согласных.

Имена собственные из-за того, что они, в основном, являются заимствованными, гораздо менее регулярны, но все члены этого класса слов «маркируются» конечной согласной и, таким образом, легко различимы, а в письменной форме также выделяются первой прописной буквой. Эти две особенности отличают собственные имена от обоих других классов слов Логлана.

Слова-предикаты в Логлане выполняют ту же работу, что существительные, глаголы, прилагательные, большинство наречий и предлоги в английском языке. Все слова-предикаты оканчиваются на гласную, содержат по крайней мере одну пару смежных согласных, и имеют по крайней мере два слога. Эти характеристики ясно отличают их от имен и малых слов. Предикаты бывают трех типов: примитивы, комплексы и заимствования. Примитив имеет форму или [CCV'CV] (mrenu = «есть-мужчина») или [CV'CCV] (fumna = «есть-женщина»). Комплексы создаются либо дополнением предикатов трех- или четырех-буквенными аффиксами; например, (tarsensi = «звездная-наука»), либо соединением таких аффиксов, например, (senmao = «есть-ученый»). Заимствования — «остаточная» категория, сюда относят все слова-предикаты, которые не являются ни примитивами, ни комплексами, например iglu и protoni.

Слова-предикаты делают большую часть работы в Логлане. Фактически, с точки зрения ученого-логика, весь Логлан есть произносимое исчисление предикатов. Каждое слово-предикат может иметь от одного до пяти (или даже более) «аргументов», то есть, мест для ссылок. Например: Da mrenu. Тут «Da» является универсальным местоимением для ссылки на третьих лиц (она/он/оно/они) и наиболее удобно переводится как название переменной «X», читается «X есть-человек». Это логически законченное утверждение, нет ничего более, что должно быть сказано. Таким образом, мы можем сказать, что предикат mrenu имеет только один аргумент. Но vedma («продавать»), это четырех-аргументный предикат, который предлагает, хотя в Логлане не требует, чтобы говорящий указал кто продает (da), что (de), кому (di), по какой цене (do) — полное лингвистическое, и экономическое уравнение: «Da vedma de di do!»

Словарь. Поскольку предикаты делают такую значительную часть работы, важно, чтобы они были немедленно распознаваемы и настолько культурно-нейтральны, насколько возможно. Таким образом 800 «примитивных предикатов», самые простые, неопределяемые через другие термины, созданы по специфическим жестким образцам звуков согласная-гласная из ближайших им аналогов, взятых в восьми всемирных, наиболее широко распространенных устных естественных языков: китайского, английского, испанского, хинди, русского, французского, японского, и немецкого, которые представляют шесть языковых семейств. Все комбинации звуков Логлана тестировались на легкость их узнавания слушателями. Логланское mrenu («есть-человек») напоминает «ren», «man», «ombre», «manushya», «homme» и «mensch» со средней «оценкой опознавания» около 50% для естественных носителей каждого из этих восьми языков. Опытное включение Арабского языка, представляющего Семитское языковое семейство, заметно не улучшает, но и не ухудшает распознаваемость.

Простые предикаты ссылаются на 800 наиболее основных и универсальных человеческих понятий, которые содержатся в виде простых слов во всех языках — донорах. Все более сложные понятия в Логлане основываются на метафорах так, как это происходит и в некоторых естественных языках, например, в немецком и китайском. Культурные и мировоззренческие влияния минимизированы в примитивы, и сделаны максимально явными и открытыми, чтобы добиться прозрачности метафор, стоящих за сложными предикатами. Таким образом слово sesmao немедленно расшифровывается как sensi madzo («изготовитель науки») любым логланистом и выражает скромную поэзию слова «ученый». Аналогично, telbie декодируется как terla bidje — «край Земли», образное выражение для слова «горизонт».

Одним из следствий запланированной фонологической и морфологической закономерности Логлана, является то, что функции слов опознаются немедленно, даже если значение конкретного слова неясно. Другое следствие, а именно то, что границы слов легко слышимы, более важно при восприятии речевого потока. Неразборчивость произношения английских фраз типа «I scream» / «ice cream» («Я кричу» / «мороженое»), не может произойти в Логлане. Его лексемы взаимоисключающи, никакое слово языка не принадлежит более чем одной из фундаментальных категорий, нет омографии и омофонии, как например, «bow» и «bow» и «bough» («поклон», «лук» и «сук» — вспомните также в русском языке: луг — лук — лук). В Логлане невозможно также неоднозначное понимание фраз типа «They are flying planes» или «He made three banks». Также нет случаев синтаксической неоднозначности типа «Time flies like an arrow» или «Fruit flies like a banana».

Лексика. Три морфологических класса слов Логлана организованы как всего лишь пятьдесят четыре взаимоисключающих подкласса грамматических слов, в категории, которые грамматика Логлана называет «лексемы». Но эти пятьдесят четыре лексемы используются новым, непривычным и мощным способом. Две морфологических категории, имена и предикаты, принадлежат каждая одной лексеме. То есть, эти наиболее многочисленные слова полностью содержатся только в двух лексемах языка. Другие пятьдесят две лексемы в Логлане заняты его малыми словами, и многие из них содержат только одно слово. Например, небольшое слово «no» («не/нет») имеет уникальное значение в языке, и является единственным членом своей лексемы.

Пятьдесят четыре лексемы Логлана, это довольно небольшое и очень эффективное число, по сравнению, например, со 150-ю или около того классов слов английского языка. Таким образом, если учащийся овладеет использованием двух больших категорий слов, имен и предикатов, и освоит пятьдесят два типичных малых слова, то он уже знает все основы лексикона, все остальное — только расширение словаря.

Грамматика. грамматика языка это набор правил (часто воображаемый), о том, какие высказывания этого языка являются допустимыми. Хорошая грамматика описывает, как различные типы слов могут объединяться в значимые предложения. Она отделяет все понятные высказывания языка от непонятных. Предпринимавшиеся попытки составить систематические грамматики для английского и немецкого языков дали в результате списки из 3,000, 6,000, 8,000, и 10,000 правил. Эти усилия не имели полного успеха, и закономерно останутся такими, из-за случайных процессов роста и дезинтеграции, а также из-за хаотического развития всех естественных языков, поэтому все грамматики, которые мы имеем для естественных языков по природе описательные, созданные постфактум.

Грамматика Логлана выглядит приятным контрастом по сравнению с ними. Она априори завершенна и содержит только 220 правил. То есть, 220-ти правил структурирования фраз достаточно, чтобы сгенерировать и выполнить грамматический разбор всех допустимых высказываний на языке. Этот небольшой набор правил много способствует ясности языка. Все, что касается предикатов и того, что может быть сделано ими, копирует в этом отношении существенные характеристики исчисления предикатов современной логики. Насколько мы знаем, Логлан может точно и однозначно выразить любые высказывания, сделанные на любом естественном языке. Фактически, из-за того, что он строго логичен, Логлан побуждает говорящего делать метафизические (культурные, мировоззренческие) идеи естественных языков явными в высказываниях мыслей при помощи недвусмысленности Логлана. Эти предположения, сделанные явными при помощи Логлана, становятся объектами, открытыми для критического рассмотрения и обсуждения, так что гипотеза Сепир-Уорфа может не только тестироваться в целом, но и её конкретные детали могут исследоваться инструментом Логлана.

Как исследовательский инструмент, Логлан имеет небольшой, управляемый размер. Индивидуальные учащиеся быстро осваивают его; 54-х типичных слов и 220-ти грамматических правил, достаточно, чтобы использовать все его грамматические возможности. Остаток языка заключается в словаре, который осваивается (его начало, по крайней мере), со скоростью около 400 — 500 новых слов в неделю. Таким образом, пара месяцев усиленного изучения Логлана, обеспечивает равное или даже большее владение языком, чем двухсеместровая университетская программа для любого естественного языка. Логлан так легко изучать потому, что язык минимизирует (а фактически, эффективно устраняет), произвол естественных языков, и максимизирует эффективность его расширений. И как результат этой экономной закономерности, Логлан также чрезвычайно расширяем и гибок, его логика и ясность свойственны всему, что можно подумать и сказать на нем.

ЗНАЧЕНИЕ "ЛОГ" В ЛОГЛАНЕ

Из имени «Логлан» читатели сделали вывод, что это сокращение от «логический язык» («LOGical LANguage»). Преднамеренно или нет, но слово «логический» говорит нам одновременно и слишком мало, и слишком много. Логлан есть произносимое представление для исчисления предикатов, для теории квантификации, для однозначно ясного различения между обозначениями и утверждениями, и для схемы классификации слов, которая рассматривает все предикаты как единую часть речи и разрешает все утверждения, которые могут быть выражены в исчислении предикатов. Логлан, однако, не включает строгую теорию типов или механизмы для удаления неоднозначностей, что является результатом отсутствия в нем иерархической нотации. Таким образом, Логлан есть нечто меньшее, чем «произносимая символическая логика», но не намного меньшее.

Логлан «логический» в специфическом, узком смысле облегчения логических преобразований, то есть преобразований предложений в другие предложения таким образом, что если первое предложение истинно, то второе также истинно. Для конкретной задачи выполнения логических преобразований, Логлан свободен от синтаксической неоднозначности, то есть, слушатель предложения может сделать один и только один «разбор» этого предложения. Высказываемое всегда однозначно, слушатель/читатель всегда может воспроизвести один и только один способ, которым говорящий/автор создал высказывание. Каждое грамматическое высказывание имеет одно и только одно дерево грамматического разбора, многочисленные варианты понимания предложения «It's a pretty little girls school», предотвращены в Логлане.

Но логика Логлана не обязательна. В нем также легко доступны неполные, укороченные выражения. Например: «Da blanu». Это предложение имеет значение: «Это (или он/она, или они) синее (синий/синие)». Однако, ясность и полнота также легко доступны и, по умолчанию, предполагаются. Предикат Blanu является, по смыслу, сравнительным отношением и, следовательно, предикатом с двумя аргументами: «Da blanu hu?» («X Более синее чем что?») Душа Логлана, есть не рациональность, но свобода. Он легко может быть как нелогичным, так и логичным. Короче говоря, он является таким, каким хочет его видеть говорящий. Обычный Trobriand, или Hopi, или Японский способ выражения, могут воспроизводиться в Логлане также легко, как привычная нам Западная логика.

РАННИЕ ВСТРЕЧИ

Следом за публикацией «Loglan 1: A logical language, 3rd Edition», в 1975 году начал издаваться журнал для изучающих Логлан, названный «Loglanist», и таким образом, стали выявляться потенциальные участники разработки языка. Первые встречи интересующихся языком прошли в 1972 году и затем в 1977–78 годах. На них образовалось первое небольшое сообщество логланоговорящих, имели место первые спонтанные диалоги, и первые неформальные тесты Уорфианской гипотезы. Эти тесты были по необходимости неформальными и не фокусировались на установлении ограничивающих факторов родного языка участников, английского. Скорее, встречи предоставили первую возможность поиска признаков ожидаемого влияния Логлана на мышление.

Наблюдая эти эффекты, Браун идентифицировал полдюжины признаков, которые, как кажется, характеризуют английскую речь участников самых ранних встреч с Логланом. Они были следующими: 1) богатые и странные метафоры; 2) необычно частое использование ранее «неслыханных», или немыслимых описаний индивидуумов и явлений; 3) возрастающее осознание неоднозначности, что подтверждается шутками или другим использованием слов, которые привлекают внимание к этому; 4) вкус к созданию неологизмов и причудливых над-литературных выражений; 5) изобретение модулированных (или демодулированных!) форм, которые не существуют в обычном родном языке говорящего, но в принципе возможны (например, «couth», «idiosyncrat», «ert», «qualitiedly», «therapped grouply», «encomiast»); и 6) повышенное значение шутки внутри логланистов и в их общении с другими людьми, например, часто замечаемый комический контраст между тем, что люди действительно говорят и тем, что они считают сказанным.

ПРОЕКТ МАШИННОЙ ГРАММАТИКИ

Как подразумевается во фразе «Старые Логланисты» («Old Middle High Loglan»), крупное преобразование первоначального Логлана уже произошло 1978 году. Со времени рождения Логлана в 1955 году, другая, гораздо более известная технология конца 20-го века захватила внимание общества, это технология персонального компьютера. Логлан, вследствие своей недвусмысленности оказался уже вполне готовым для компьютерного использования.

Сразу после окончания встреч 1978 года, начался проект MacGram. Он организовал усилия по написанию для Логлана машинной грамматики. В 1975 году математики Альфред В. Ахо (Alfred V. Aho), Стефен К. Джонсон (Stephen C. Johnson) и Деффри Д. Улман (Jeffrey D. Ullman), работавшие в Bell Laboratories, продемонстрировали достоверность конструктивного устойчивого алгоритма для проверки языков типа LALR(1) на неоднозначность. Логлан изначально не был таким языком, но было возможно создать «машинный диалект» языка типа LALR(1). Если так, то этот новый мощный алгоритм должен был позволить разработать на компьютерах грамматику Логлана, которая была бы демонстрируемо однозначной, и следовательно «понятной» для машин. Работа началась. Была сформирована исследовательская группа. Скоро были найдены пути решения существующих неоднозначностей. Они потребовали введения некоторых новых слов пунктуации и шаблонов связи слов. К счастью, конструкция базовой грамматики языка не нуждалась в изменениях. В 1982 году, проект MacGram был завершен. Его результатом стала свободная от конфликтов грамматика, в которую успешно укладывался весь известный язык, и с тех пор грамматика Логлана остается в бесконфликтном состоянии.

СОВРЕМЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Ещё на встречах 1978 года Логлан начал демонстрировать свою пригодность в качестве инструмента для проверки гипотезы Сепир-Уорфа. Также был продемонстрирован его потенциал, как усиливающей ум альтернативы для естественного языка и его теоретический потенциал для активизации изобретательства и исследований.

В дальнейшем, недвусмысленность Логлана рекомендовала его, как наилучший возможный язык для всех типов ситуаций с «малыми допусками для ошибок». Это особенно существенно для «Мирового Языка», универсального планетарного языка, свободного от предпочтений к конкретным культурам, служащего вспомогательным или вторым языком, который должен стать защитой поставленных под угрозу естественных языков, и сохранить их культурное многообразие. Правильно выбранный мировой вспомогательный язык мог бы успешно защитить многие исчезающие лингвистические виды, сохраняя разнообразие в этой области, точно также, как меры защиты окружающей среды стремятся сохранить биологические виды и генетическое разнообразие жизни.

Первый приходящий на ум кандидат на роль вспомогательного языка, конечно, Эсперанто. Но Эсперанто не очень хороший выбор для любой из этих задач, так как он является гибридом естественных языков, и потому унаследовал все их недостатки.

После завершения проекта MacGram в 1982 году, ещё одна, совершенно новая роль Логлана стала абсолютно очевидной. Логлан является естественным интерфейсом между людьми и их машинами. Ведь он представляет собой язык, который компьютер может воспринимать на слух, легко читать и произносить. Однозначная грамматика сочетается в нем со строгой литеральностью, не жертвуя при этом уровнем компактности языкового кода.

Будучи полностью описанным и, как проверено на практике, произносимым человеческим языком, Логлан может также обеспечить исследователей Искусственного Интеллекта по крайней мере начальной моделью генерации человеческой речи и её понимания, моделью, которая действительно работает.

Грамматика Логлана не только известна, но уже записана в виде машинного кода (синтаксические анализаторы, распространяемые Институтом Логлана доступны как для IBM-совместимых компьютеров, так и для Apple-Macintosh).

Логлан, по своей сути, есть начало программы Искусственного Интеллекта. Это факт рекомендует Логлан, как международный промежуточный язык для автоматических переводов. Использование Логлана как посредника должно уберечь от всех возможных синтаксических неоднозначностей между любыми двумя естественными языками. Если значение любого документа удовлетворительно представлено на Логлане (а это более сложный процесс, чем обратный перевод с Логлана!), тогда результирующий документ будет однозначным в значении каждого своего слова. И он будет намного более легко доступным на всех других естественных языках. Задача программирования компьютеров для перевода естественного текста на Логлан, кажется, пока ещё находится за пределами наших возможностей (для этого нужно реализовать слишком много «философского» анализа того, что текст «действительно означает»). Однако, программирование компьютеров для перевода Логланских текстов на практически любой естественный язык должно, как кажется, быть уже вполне возможно.

Поскольку вся информация сохраняется в Логлане в форме исчисления предикатов, Логлан был бы идеальным средством хранением данных и их поиска. Он предлагает нам разрабатывать программы AI для «очень человеческого искусства» изучающего чтения, например, создавая «книги, которые говорят друг с другом» (Fiegenbaum 89).

Список процитированных работ:

Перевод с английского Андрея Рогачева.